"Продолжение" возвращается

[kneght]

Речка



Вернувшись из вылазки, я отрапортовал капитану и, скинув доспех, почти бегом ринулся на реку. Разгоряченное недавней схваткой тело обретало радостный тонус уже при одной мысли о возможности смыть боевую грязь и дорожную пыль. Против обыкновения был очень теплый вечер и поход на реку в такой вечер виделся мне наилучшей наградой за все испытанные мытарства.

И вот я уже на берегу. Дождей не было довольно долго, отчего речка сильно обмелела. Если бы не сильное течение, ее можно было бы перейти вброд. Скинув одежду я начал купаться.

Давно забытое ощущение прохладной зыбкости речной воды и сильного течения... Как приятно было бороться с ним, рассекая неплотную водяную поверхность широкими саженными гребками! Тело потихоньку остывало, душу наполняла какая-то приятная безмятежность и сладость одиночества. Все проблемы и переживания, тяготы и горести остались где-то далеко. А сейчас есть лишь ты, река с ее своевольным течением, лес и ласковое солнце... Я по-детски забавлялся, играя с неостановимой стреженью: то ныряя, то ложась на спину,отдавая себя на власть течения, забывая обо всем. Забывая о мелких ужасах городской жизни, о тех противоречиях, что настигнут меня, стоит ступить мне за порог дома, о солдатском долге, которым я сковал себя на время игры, о напряжении и испытаниях боя... Сейчас меня ласкала мягкая, словно материнская рука, речная волна, согревало осторожное вечернее солнце,свежий негородской, будто из иного мира, воздух заполнял легкие, резвее бежала кровь по жилам.

Но вот я выбрался на берег, выстирал одежду и, аккуратно разложив ее на пригорке, лег обсыхать. Ничто не торопило меня... Все радовало. Пресловутый хронометр, воспринимаемый как основной источник суеты и спешки, остался где-то в городе как в прошлой жизни, а до требовательных командиров, что остались где-то в лагере, меня отделяло целых восемьсот метров. Это ли не счастье? Этой минуты, когда все хорошо и ничто не омрачает настоящей секунды, когда можно не думать о грядущем, когда можно жить ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС я ждал все лето. И плевать, что я не добился того, о чем мечтал.... В данную секунду мне было хорошо и одному, наедине с природой и чье-либо общество только бы мешало...

Свежая зеленая трава... Скромные полевые цветы редкими группками разбросаны по пологому склону... Легкий ветерок... Ласковый шепот реки, прерывистая речь колыхаемой листвы. Солнце. И ощущение полного безвременья. Я уж не чувстовал сколько времени утекло, я не желал чувствовать, будто его было у меня неисчислимо много, будто сейчас в моей разжатой ладони покоилась вечность.

Вечность... Сейчас это понятие не пугало, казалось чем-то маленьким и ручным... Словно темнота: стоит лишь осознать, что через три шага от тебя нет никого страшнее криво торчащего пня или причудливо изогнутого ствола, как она становится прекрасной и заманчивой... Вечность... Сейчас это слово казалось каким-то глупым и бессмысленным, как придуманное какими-то глупцами из далекого неприветливого мира, где все пытаются измерить и сократить, где забыли простую истину:



"Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь,

Дел сегодняшних завтрашней меркой не мерь,

Ни былой, ни грядущей минуте не верь,

Верь минуте текущей - будь счастлив теперь!"



Все, что было не моим, что не принадлежало мне, что ко мне не относилось ушло, будто было смыто речным течением вместе с походной грязью... Расслабив тело под добрым теплом солнечных лучей, я лежал и ни о чем не думал, ничем не тяготился... Я чувстовал себя частью всей той стихии, что окружала меня... Чувствовал себя единым с легким ветром, что нашептывал что-то ласковое листьям, с легкой речной волной несущейс куда-то вдаль, с душами деревьев, с травой, с землей, что в союзе с солнцем создала все это неброское великолепие... Времени не было, словно какого-то людского предрассудка. Было лишь то, что истинно, что реально.



Мне захотелось добавить последний закрепительный штрих к этому настроению: подурачиться... Так просто,легко, по-доброму - по-детски... Повернув голову, я обратил внимание на цветы... Неяркие, полевые и такие красивые... Лиловый клевер, крупный и сочный. Желтый мышиный горошек, львиный зев... Бессмертник.

Пришлось вставать. Мышцы ответили сладкой, ленивой истомой. Я выпрямился во весь рост и размял плечи. Как же было приятно твердо стоять обеими ногами на теплой земле, когда трава ласково касается ступней! Еще одна забытая радость... Немного полюбовавшись на игру бликов на бегущей воде, непрестанно ощущая собственное тело, я подумал:"Как же хорошо быть молодым и здоровым! Как хорошо быть восемнадцати лет отроду и быть равно уверенным в своем теле и духе... Как хорошо видеть красоту этого мира! И как приятно быть иногда одному... Как приятно дышать и чувствовать каждый вдох!"

Я начал с детской улыбкой и радостью собирать цветы... Вот набрал... И уселся плести венок. Глупо, не правда ли? И смешно... На мне так этого хотелось: просто и невинно заняться чем-то приятным и красивым.

Если честно, я не знал, как это делается, на примерно представлял общий принцип... Крупный гибкий стебель какой-то травинки... Я навязывал на него цветы, перемежая фиолетовые головки клевера с золотистыми гроздьями львиного зева и махровыми бутонами какого-то растения, похожего на "мать и мачеху", изредка разбаваляя гамму белыми соцветиями бессмертника.(Разжеванной массой из его стеблей я прикрыл ссадины.)

Как оказалось, наши девушки купались ниже по течению. Возвращаясь в лагерь они увидели следующую картину: на согреваемом солнышком взгорке аккуратно разложена сохнущая одежда, стоят сапоги, рядом в одних трусах сижу я и с детской увлеченностью и старанием тружусь над венком. Обустроился я явно хорошо, обжился прямо-таки, только что корни не пустил. Но еще больше их удивило выражение счастья и безмятежности на моем лице, а также искренняя увлеченность подбором цветов. Видимо это явно выбивалось из привычной мужской модели поведения... Впрочем, мне уже начинает казаться, что ввиду обилия таких случаев они уже не воспринимают меня как существо противоположного пола, что несколько удручает, т.к. чувствуешь себя не на своем месте. Хотя относятся они ко мне доброжелательно, что радует.

Однако, вскоре венок был доплетен, и к тому же мне следовало возвращаться... Долг звал. Натянув штаны, я влез в свои старые-добрые солдатские кирзачи, одел еще мокрую, вновь белоснежную и свежую рубаху, возложил на голову венок и пошел в лагерь. По дороге встретил рябину. Ягоды уже были сладкими. Я сорвал несколько гроздей этого "северного винограда", пихнув одну за ухо, держа остальное в руке. Терпкий сладковатый вкус трезвил... Яркий окрас радовал глаза.



А тем временем в лагерь вернулся очередной отряд с очередной вылазки. Люди расстегивали и снимали доспехи и шлемы, делились впечатленями от очередной схватки... Усталые, однако все еще разгоряченные недавним сражением.

И тут сквозь "конверты" заваливается эдакий ходячий "пацифик"... Белая, еще мокрая рубаха легла по телу, добавляя некой призрачной легкости и зыбкости моей фигуре, венок на голове, кисть рябины за ухо, констрастирующая белизной рубахи... Счастливое, безмятежное лицо и некая "окрыленность" взгляда. Все это крайне не вязалось с общим милитаристичным настроением. Народ "поднимал челюсти с пола". Тут я усугубил эффект, приветливо помахав рябиновой гроздью и произнеся-,"Люди, одумайтесь! Make love, don't war!"-, и в таком виде пошел докладываться капитану. Венок я подарил первой же встретившейся девушке...(Да, увы... солдатом я так и не стал... Желание "порыцарить" все никак не вытравливается)



Вот так-то... Наверное, этот день для меня стоил всего лета. И лишь ради одного это события стоило ехать на Мордхейм. Несколько мгновений этой безмятежной радости, безвременья и любви ко всему миру и к каждому существу его стоили всего...