Сижу дома и лечусь... Все это крайне противно.
Обломова во мне хватило лишь на первую половину дня. Когда симптомы меня слегка "отпустили", я почувствовал жуткую жажду деятельности. Тело буквально потребовало привычной нагрузки, хворый внешний вид откровенно показался совершено неуместным и неприемлемым. Однако, "режим-с" надо было соблюдать, поэтому пришлось удовлетвориться лишь утяжелителями. Крохи, конечно, но все же помогает собраться.
Но и этого было мало. Хотелось деятельности. Решил заняться домашиними заботами, благо они были(есть и будут). Ответом на эту вспышку весьма продуктивной активности было маленькое головокружение. Все же вновь ложиться я не стал уже из принципа.
Самые ужасные проявления болезни выражаются не на теле, а на душе. Гоня от себя любые мысли о слабости, я провел тщательную уборку и проветрил всю квартиру. Теперь я себя чувствовал уже намного лучше...
Есть совсем не хотелось, но кое-что я все-таки проглотил, убедив себя, что "так надо". Почему-то захотелось кофе. Его бодрящий аромат и горьковатый вкус мерещились при одной мысли. Спешить было некуда, и процесс приготовления я провел по всем правилам. Держа на ладони блюдце с чашечкой, устроился на подоконнике на кухне. Увы, на балкон выходить было нельзя, а тут я хотя бы мог видеть Нескучный сад. Мелкими глотками опустошая чашку, я предался раздумьям... уже куда более четким и трезвым нежели поутру.
читать дальше За окном девятнадцать по Цельсию, подмышками - тридцать семь. Всего лишь четыре десятых отделяют меня от багряно-золотистого великолепия по ту сторону реки. Пресловутые четыре десятых... Так ничтожно мало. А где-то там за рекой... Свежий открытый воздух, кажущаяся проницаемость и изящность полупокрытых золотистыми листьями ветвей... Зелень уж почти сменилась на куда более спелые оттенки: желтый, золотистый, луково-коричневый, багровый... Вода в прудах прозрачна, словно они наполнены слезами, в ней сиротливо плавают алые кленовые листья, упавшие подобно первым слезам деревьев.Первые жертвы осени... В "ничто" прозрачности отражается чистое, почти весеннее, голубое небо. Стройные стволы молодых берез зябнут под порывами еще щадящего прохладного ветра, их кроны шумят грустно и тоскливо. Древние липы, покрытые грубой черной корой, застыли черными тенями на фоне общего многоцветья. Они уже лишились лиственного покрова и приготовились к зимнему сну. Узловатые пальцы их черных ветвей угрожающе тянутся во все стороны.
Общую атмосферу тоски и ожидания боли окончательного увядания нарушают лишь клены. Яркие резные листья радуют глаз, кое-где заполняя красивую, но тоскливую прозрачность леса теплыми красками. Они не плачутся безжалостному ветру, как березы, не скрипят старчески под его набирающими силу порывами, подобно липам. Их крупная листва почти звенит, громко и дерзко. Щедро бросая медь листьев под ноги одиноких прохожих, они не впитывают последние ласковые лучи солнца так жадно как прочие деревья. Серебристая кора юных деревьев лишь слегка отражает предзакатные лучи, сливаясь с червленью листьев.
Где-то там, по безлюдным прямым тропинкам парка гуляет она. Золотистые листья приветливо, но чуть грустно шуршат под ее ногами. Каждый шаг... чисто осенний звук... звук почти уже неживой, застывшей красоты. Ветер,придержанный плотными кронами кленов, уж не так порывист. Заводя на ее пути маленькие хороводы золотисто-медной листвы, он заставит лес петь для нее, прихотливо пробегая по кронам, словно пальцами по струнам, изредка выбивая скрип из стволов... Различные между собой голоса крон образуют стройную тему(надо только уметь ее услышать) и будут звучать, пока не потухнет закат. С последними лучами светила угаснет и песня. Алый свет отразится в ее прекрасных, цвета сумерек, глазах... Ветер унесется гулять на реку, обрывая последние аккорды собственной музыки... Зыбкие слезы воды потемнеют, и станут казаться непоницаемыми и плотными словно поверхность базальта...
Уйдет еще один день. Еще один день, проведенный без нее... в тоске вынужденного бездействия...